М.А. Алпатов - Миллер, Герард Фридрих

    Герард Фридрих Миллер (1705-1783) (в России его именовали Федором Ивановичем) (Очерки истории исторической науки в СССР, т. 1, с. 191 -193; Рубинштейн Н. Л. Русская историография, с. 99-115; Бахрушин С. В. Г. Ф. Миллер как историк Сибири. - В кн.: Миллер Г. Ф. История Сибири. М.; Л., 1937, т. 1, с. 3-57; Андреев А. И. Труды Г. Ф. Миллера о Сибири. - В кн.: Миллер Г. Ф. История Сибири, т. 1, с. 57-144; Алпатов М. А. Варяжский вопрос в русской дореволюционной историографии,- Вопр. истории, 1982, № 5, с. 31-45; Общественная и частная жизнь Августа Людвига Шлецера…, с. 3-11, 25-31 и др.; Соловьев С. Герард-Фридрих Миллер. - Современник, СПб., 1854, т. 47, № 10, с. 115-150) родился в вестфальском городе Герфорде. Окончив тамошнюю гимназию, он учился в Ринтельнском, а затем в Лейпцигском университете. Когда в связи с созданием в России Академии наук сюда стали приглашать ученых и преподавателей из-за границы, то двадцатилетний Миллер в 1725 г. приехал в Петербург и был зачислен адъюнктом Академии. Поначалу его дела складывались вполне благополучно. Ему покровительствовал знаменитый секретарь Академии Шумахер. С его помощью Миллер получает должность преподавателя латинского языка, истории и географии в академической гимназии. Вскоре ему поручили вести в отсутствие конференц-секретаря протоколы заседаний Академии; в 1728 г. он назначается редактором издаваемой Академией газеты "Санкт-Петербургские ведомости". В 1731 г. Миллер избирается профессором, т. е. членом Академии. В 1732 г. он первый редактор исторического журнала "Sammlung russischer Geschichte" (выходил на немецком языке в 1732-1765 гг.).
   Первые номера журнала дают четкое представление о научных интересах молодого Миллера. Предметом его занятий сделалась русская история. "Sammlung" открывается статьей Миллера о русской летописи. Если не считать огрехов, порожденных тогдашним плохим знакомством Миллера с русским языком, статья эта ориентировала иностранцев в источниках по русской истории. Ее автор рассказал о варягах, пришедших из Скандинавии, осуществил перевод на немецкий язык текста "Повести временных лет" с 860 по 1175 г., привел сведения, которые сообщают о древней истории России византийские и скандинавские писатели. Миллер знакомил в "Sammlung" и с дальнейшей историей России, включая современную ему, но особенно важна именно первая его статья о древней Руси. Это та самая статья, которую затем прочитает Байер, вследствии чего и возникнет пресловутый варяжский вопрос. Бросается в глаза и другое обстоятельство: журнал изобилует статьями о Востоке, в которых рассказывается о географии и истории сопредельных с Россией восточных стран.
   Однако столь удачно, казалось бы, начавшаяся ученая карьера Миллера оборвалась: Шумахер превратился из его покровителя в непримиримого врага. Приехавший в Россию еще в 1714 г. и осуществлявший по поручению Петра I научные связи с западными странами Шумахер стал теперь, и надолго, всесильным вершителем судеб Академии. Началось это уже в 1728 г., при первом президенте Блюментросте, и продолжалось при Корфе (с 1732 г.). Свое положение Шумахер сохранял около 10 лет и при Разумовском (с 1746 г.). Самоуправство Шумахера вызывало резкое недовольство академиков, некоторые из них даже уехали из России. Но поддержка президентов делала Шумахера неуязвимым, хотя "с легкой руки" того же Корфа Шумахер прослыл среди академиков как "неученый собрат и канцелярский деспот". Миллер, человек независимого характера, не смог примириться с тиранией Шумахера и вынужден был уехать во вторую Камчатскую экспедицию. К Миллеру и Гмелину был прикомандирован студент Степан Крашенинников, ставший впоследствии академиком, автором труда "Описание земли Камчатки".
   На Камчатку Миллер не попал, а занялся исследованием Сибири. Это был подлинный научный подвиг молодого ученого. Экспедиция длилась 10 лет (1733-1743). Миллер проделал по Сибири свыше 31 тыс. верст. Он знакомился с географией, этническим составом населения, фольклором. В поле его наблюдения оказалась территория Березов - Усть-Каменогорск - Нерчинск - Якутск. Он обследовал и описал архивы более двух десятков городов, собрал богатейший архивный материал, которым потом пользовалось не одно поколение ученых. Среди этих материалов была сибирская летопись Ремезова.
   Собранный материал составил основной корпус критически освоенных источников большого труда Миллера "Описание Сибирского царства и всех происшедших в нем дел от начала, а особливо от покорения его русской державой по сии времена". На русском языке первый том этого труда появился в 1750 г. и был переиздан в 1787 г. Отдельные части второго тома печатались в "Ежемесячных сочинениях". Полностью исследование Миллера под названием "История Сибири" вышло на немецком языке: первый том в 1761 г., второй - в 1763 г. Изложение событий доведено здесь до 60-х годов XVII в. Это был первый научный труд по общей истории Сибири, и поныне не утративший своего научного значения, переизданный после Октябрьской революции (это было первое полное издание труда Миллера о Сибири на русском языке) и вызвавший отклик в советской историографии (Статьи Бахрушина и Андреева).
   Советские лингвисты тоже поминают добрым словом "Историю Сибири" Миллера. Дело в том, что Миллер многое сделал для выработки правильных представлений о енисейских языках. Из этой группы языков до нас дошел только один - кетский, но у Миллера имеются сведения и о других, ныне вымерших языках этой группы, благодаря чему стало возможным восстановить прошлое остальных енисейских языков (енисейскую прасистему), выяснить их родственные связи с другими языками и на основе языковых данных осветить историю соответствующих народов. Это особенно важно, поскольку енисейские народы, как известно, не имели письменности.
   Наряду с записями Д. С. Мессершмидта, Ф. И. Стралленберга, И. Э. Фишера "История Сибири" Миллера - уникальный источник по ныне исчезнувшим енисейским языкам - аринскому, ассанскому и пумпокольскому. Миллер и Гмелин обнаружили всего нескольких последних ассанов и одного старика аринца, еще знавших языки своих племен. Миллер перевел на енисейские языки около трехсот латинских слов, составил словарь нескольких наречий. "В настоящее время благодаря вновь открытым и опубликованным старым материалам XVIII в., собранным великими тружениками, немецкими учеными, работавшими в России, можно утверждать, что сравнительно-историческое изучение енисейских языков открывает новый этап в истории этой группы языков" (Топоров В. Н. Материалы к сравнительно-исторической фонетике енисейских языков. - В кн.: Кетский сборник [вып. 1]. Лингвистика. М., 1968, с. 278-279).
   Немалую роль сыграл Миллер в собирании и разработке материалов о народах менее отдаленных, о чем свидетельствует его труд, имеющий витиеватое название - "Описание живущих в Казанской губернии языческих народов яко-то черемис, чуваш и вотяков. С показанием их жительства, политического учреждения, телесных и душевных дарований, какое платье носят, от чего и чем питаются, о их торгах и промыслах… С приложением многочисленных слов на семи разных языках, как-то: на казанско-татарском, черемисском, чувашском, вотяцком, мордовском, пермском и зырянском… Сочиненное Герардом-Фридрихом Миллером… по возвращении его в 1743 г. из Камчатской экспедиции" (Ежемесячные сочинения, СПб., 1756, июль-август; отдельные фрагменты этого труда выходили в "Новых ежемесячных сочинениях" (СПб., 1781, февраль-март). Отдельное издание вышло в Петербурге в 1791).
   В 1747 г. исторический департамент Академии был расформирован. Президент Разумовский назначил Миллера на должность Российского историографа. В этом же году Миллер стал ректором академического университета и исправлял эту должность три года. С 1754 г. в течение 11 лет он трудится в должности конференц-секретаря Академии, обязанностью которого было ведение протоколов академических собраний, вся внешняя переписка Академии и издание академических "Комментариев". К этому нужно прибавить, что он вернулся к редактированию "Sammlung", а с 1755 до конца 1764 г. редактировал "Ежемесячные сочинения". Работой в "Ежемесячных сочинениях" Миллер очень дорожил. Полагалось, чтобы каждый член Академии (по очереди) предоставлял свои сочинения для месячного выпуска журнала. "Но, выключая весьма малое число чужих сочинений, все сделал я один. Может быть, изо всех моих сочинений сие есть наиполезнейшее для российского общества… Сим сочинениям честию служит, что они как в Санкт-Петербурге, так и в Москве приобрели много подражателей" (Миллер Г. Ф. Автобиография. - В кн.: История Сибири, т. 1, с. 151).
   В 40-е годы Миллер окончательно определяет свое отношение к России. Байера, Миллера и Шлецера нельзя ставить рядом - они во многом разные. И к России они относились по-разному. Если Байер знал ее в бироновские времена, презирал все русское, решил вернуться в Германию, то Миллер и Шлецер считали русский народ великим народом, а Россию - великой страной с великим будущим. В этом отношении Миллер пошел дальше Шлецера. Последний все же уехал из России, а Миллер обрел здесь новую родину. В 1748 г. он принял русское подданство. Два его сына находились в русской армии, он писал о них: "А дети мои, коих я воспитал для службы отечеству, - и действительно они служат капитанами - прямые будут сыны отечества, потому что иностранный человек, пока он в России не испомещен, всегда будет иностранцем". Сам Миллер даже просился в воронежские губернаторы. В губернаторы он не попал, но всегда был исправным служакой, хозяйским оком смотрел на положение в исторической науке. Вместе с Ломоносовым он восстал против Шлецера, вывозившего русские исторические документы в Германию. Миллер считал, что всякая "вне России изданная русская история будет наполнена промахами и недостатками даже в том случае, если сочинитель знает русский язык, жил некоторое время в России" (Пекарский П. П. История императорской Академии наук в Петербурге, т. 2, с. 379).
   Миллер утверждал величие России в исторической науке. В 1762 г., еще при жизни Ломоносова, в речи на академическом собрании в честь Екатерины II он выступил пропагандистом теории циклического развития в том ее виде, в каком она встречается в петровские времена. "Примечено, - говорил он, - что науки переходят от одного народа к другому… Переселившись из Египта в Грецию, а из Греции в Рим, распространились науки по всей Европе", в том числе и в России, которая взирает "с восхищением на приближающееся время, в кое и она самым издавна просвещенным народам первенство в науках уступать не имеет" (Миллер Г. Ф. Речь о содержании заданных Имп. Академиею наук из награждения вопросов и полученных на оные решений... - В кн.: Торжество... отправленное Имп. Академиею наук в публичном собрании сентября 23 дня 1762 г. СПб., [1762], с. 3). Миллер заговорил как заправский деятель екатерининской поры.
   Время после возвращения Миллера из сибирского путешествия характерно тем, что научные интересы российского историографа все больше перемещались с истории Сибири на историю европейской части России. Миллеру пришлось возвратиться к той точке, с которой он начинал перед поездкой в Сибирь, - к древнейшей истории России. Толчком к этому послужило событие, которое наложило печать на судьбу Миллера и послужило поводом к самым разноречивым оценкам его роли в русской исторической науке. Сам Миллер вспоминал об этом событии с большой горечью. В автобиографии "Описание моих служб" он очень лаконичен на этот счет. "В 1749 г. написал я на латинском языке сочинение о начале российского народа и имени, переведенное и на российский язык и напечатанное на обоих языках. Сие сочинение было определено для прочитания в публичном академическом собрании; но по особливому происшествию учинилось в том препятствие, и сие сочинение не обнародовано" (Миллер Г. Ф. Автобиография, с. 150).
   А началось все с того, что 5 сентября 1749 г., в день именин императрицы Елизаветы, должно было состояться торжественное собрание Академии. Доклад был поручен Миллеру, назывался он "Происхождение народа и имени Российского". Миллер встал на точку зрения Байера. Это вызвало возражение Ломоносова. Текст подготовленной Миллером речи обсуждался в Академии дважды, причем второе ее обсуждение началось в октябре 1749 г., а закончилось лишь в марте 1750 г. На стороне Ломоносова выступали С. П. Крашенинников, Н. И. Попов, В. К. Тредьяковский, И. Э. Фишер, Ф.-Г. Штрубе де Пирмонт. Главный их тезис состоял в том, что варяжские князья были из племени роксолан.
   Обсуждение "скаредной диссертации" Миллера носило бурный характер. Впоследствии в "Краткой истории поведения Академической канцелярии" (1764) Ломоносов рассказывал: "Сии собрания продолжались больше года. Каких же не было шумов, браней и почти драк! Миллер заелся со всеми профессорами, многих ругал и бесчестил словесно и письменно, на иных замахивался палкою и бил ею по столу конферентскому. И наконец, у президента в доме поступил весьма грубо, а пуще всего асессора Теплова в глаза бесчестил" (Ломоносов М. В. Полн. собр. соч. М.; Л., 1952, т. 6, с. 549). Если учесть, что Ломоносов был тоже человек крутого нрава и ходил тоже с палкой, то нетрудно себе представить всю ожесточенность этих ученых баталий. Ломоносов, для которого борьба с норманистами была составной частью его борьбы с немецким засильем в Академии, доказывал, что по отношению к России Миллер постоянно "всевает по обычаю своему занозливые речи" и "непристойности". Многие из противников Ломоносова обвиняли его в "несносном бесчестии и неслыханном ругательстве" по своему адресу и даже выносили постановление не допускать Ломоносова на академические заседания. Дело кончилось тем, что академики осудили речь Миллера, но сделали это после отчаянного сопротивления. Вот в какой обстановке развернулся спор вокруг варяжского вопроса.
   Дискуссия о варягах надолго приковала внимание Миллера к древнейшему периоду Руси. Об этом свидетельствуют его сочинение "О первом летописателе Российском преподобном Несторе, о его летописи и продолжателях оныя" (1755) и две работы 60-х годов - "Краткое известие о начале Новгорода и о происхождении российского народа" и "О народах, издревле в России обитавших". Наибольшего внимания заслуживают последние произведения. Они важны в двух аспектах. Во-первых, Миллер обратил внимание на несовместимость легенды о мирном призвании варяжских князей с общей картиной войны славян с варягами, которую рисует летопись. Он пришел к выводу, что варяжские викинги никак не могли быть призваны в качестве правителей. Не безрассудно ли, спрашивает Миллер, что славяне, только что сбросившие иго варягов, обратились к тем же самым изгнанным за море варягам, умоляя их вернуться, чтобы снова владеть и править ими? При этом не было заключено никакого договора с приглашаемыми правителями, в то время как у новгородцев это было непреложным правилом. Что являлось причиной приглашения варягов? Отсутствие порядка, внутренние раздоры? Но почему же тогда славяне так быстро и легко договорились о приглашении князей, да еще из враждебного народа? Да и какая нужда была обращаться к чужеземцам? Совершенно очевидно, что князь из собственного народа был бы лучшим правителем, чем чужеземец, не знавший обычаев земли. Наконец, во имя чего приглашали славяне варяжских князей? Ради спокойствия и мира на их земле? А что принесли варяги? Рюрик, усевшись в Новгороде, оказался свирепым угнетателем, довел новгородцев до восстания и жестоко расправился с восставшими и их вождем Вадимом Новгородским.
   Миллер выдвигает иную трактовку появления Рюрика и его братьев на славянской земле. Они появились здесь в качестве предводителей наемных дружин для охраны Новгородской земли. Именно поэтому, подчеркивает Миллер, их не пустили в Новгород, а рассадили по крепостям: Рюрика поместили в Ладогу, Синеуса - в Белоозеро, Трувора - в Изборск, на что указывает и сама летопись. Впоследствии Рюрик узурпаторски захватил власть в Новгороде и стал единовластным правителем. С этого, собственно, и начинается захват власти варягами на русской земле, который привел в дальнейшем к утверждению потомков Рюрика в качестве князей и в самом Киеве. Такое истолкование Миллером летописного рассказа о мирном призвании варягов не потеряло своего научного значения и в наши дни.
   Во-вторых, откуда пришел Рюрик? И в этом вопросе Миллер отступает от своей прежней точки зрения. Как и Байер, выводивший Рюрика раньше из Скандинавии, Миллер теперь считает, что Рюрик происходил из племени роксолан. Свой новый взгляд на этническую принадлежность Рюрика он уже противопоставляет взгляду Байера, подчеркивая, что установить правильный взгляд на происхождение Рюрика Байеру помешало незнакомство с источниками. Это была прямая уступка точке зрения Ломоносова, который выводил Рюрика тоже из роксолан. Однако Миллер решительно не желает, чтобы подумали, что он капитулировал перед Ломоносовым. Разницу между своей точкой зрения и точкой зрения Ломоносова он усматривает в том, что Ломоносов и он выводят Рюрика из разных мест, занятых роксоланами. Другими словами, сделав уступку даже во второстепенном вопросе, он продолжал полемику со своим давним противником, хотя и очень ценил заслуги Ломоносова в русской науке (Миллер Г. Ф. О народах, издревле в России обитавших. 2-е изд. СПб., 1788, с. 127). Полемизирует он и с Татищевым, высказывая вполне основательное сомнение в финском происхождении Рюрика. Вместе с тем ученый отдает должное и Татищеву, ибо "заслуги его в Российской истории бессмертны". Перемена взгляда Миллера на этническое происхождение Рюрика вызвала, как известно, гнев Шлецера, считавшего Рюрика вслед за Байером скандинавом.
   Научные интересы Миллера простирались на весьма широкий круг проблем (Библиографию трудов Миллера и советской литературы о нем см.: Емельянов Ю. Н. Историческая проблематика периодических изданий Академии наук (1725- 1917). - История и историки: Историографический ежегодник, 1975. М., 1978, с. 215-218; 222-223). К петербургскому периоду его деятельности относятся исследования о времени царей Федора Ивановича и Бориса Годунова, об избрании Михаила Федоровича на престол, о годах царя Федора Алексеевича, которые историк рассматривал как преддверие петровского времени; его очень интересовала деятельность Петра, он писал по истории Украины, по истории казачества, о восстании Разина, работал над многими другими проблемами.
   Миллер не переставал трудиться над русской картографией. Он собрал "известия о ландкартах, касающихся до Российского государства с пограничными землями, также и о морских картах тех морей, кои с Россией граничат"; в 1745-1746 гг. составил карту всей Сибири; в 1754 г. - карту островов между Камчаткой и Америкой. Ему принадлежит карта территории между Каспийским и Черным морями; он внес дополнения в издававшиеся Академией наук работы о Каспийском море, созданные известным исследователем русских морей Ф. И. Соймоновым. Миллер был назначен руководителем географического департамента при Академии наук. Русское правительство обращалось к нему за "разъяснениями", когда возникали "сумнительства" относительно пограничных территорий, и т. д.
   Миллер был постоянным рецензентом иностранных сочинений о России. Наряду с Ломоносовым ему было поручено помогать Вольтеру в его работе над "Историей Петра Великого". События, с этим связанные, хорошо известны. Напомним лишь, что Ломоносов и Миллер в изобилии снабдили Вольтера историческими источниками по Петровской эпохе, хранившимися в русских архивах. Вольтер, однако, прошел мимо них. Когда рукопись первого тома вольтеровской истории Петра была прислана в Петербург, оказалось, что она полна грубых ошибок. Замечания, которые были сделаны в Петербурге, мало помогли делу и вызвали раздражение Вольтера. Об отношениях, сложившихся между Вольтером и его русскими рецензентами, рассказывают строчки Миллера, которые приводит С. М. Соловьев: "Все согласны, что Вольтерова история Петра Великого не удовлетворила всеобщему ожиданию. Ее недостатки замечены были еще до ее появления в свет по тем образчикам, которые автор прислал в Петербург в рукописи. Меня просили сделать замечания; я сделал. Но г. Вольтер не имел терпения ими воспользоваться: так спешил он напечатать первый том. После появления его в свет я продолжал писать свои заметки... Заметки мои были отосланы к автору. На их-то основании в предисловии ко 2 тому он исправил некоторые промахи, сделанные в первом томе... наговорил мне грубостей; особенно постарался он не коснуться тех замечаний, которые бы заставили его покраснеть" (Соловьев С. Герард-Фридрих Миллер, с. 146).
   1765 год внес в жизнь Миллера большие перемены. Его переводят в Москву: коллежский советник Миллер должен был руководить Воспитательным домом. Свое новое назначение петербургский академик встретил с большим сопротивлением. Согласился "в уповании, что при том возможно мне будет пользоваться московскими архивами для российской истории, о чем я был и обнадежен". За ним сохранились и звание академика, и должность российского историографа. Через год Миллера перевели в архив коллегии иностранных дел в Москве, а скоро он стал его руководителем. Здесь он нашел самые благоприятные условия для работы: ему было разрешено пользоваться Разрядным архивом, состоявшим в ведомстве Сената, а также делами, оставшимися от прежнего Сибирского приказа.
   Начался новый этап в жизни российского историографа. Престарелый ученый оставался все тем же неутомимым тружеником. Разбитый в 1772 г. параличом, он продолжал работать. Наиболее плодотворной была в то время его публикаторская деятельность. Правда, она началась задолго до этого. Еще в 1755 г. в Петербурге Миллер издал "Описание земли Камчатки" Крашенинникова. При издании книги "недоставало у ней предисловия и потребных для изъяснения ландкарт. Предисловие сочинено мною, а ландкарты приказал я заимствовать из генеральной карты о Сибири" (которая была составлена также Миллером). Ему же русская наука обязана изданием "Истории Российской" Татищева, которая с 1739 г. в Академии "таскалась в манускриптах" (вышли в свет три части). Было издано "Ядро Российской истории" Манкиева (тогда эта книга приписывалась князю Хилкову).
   Пополнилось издание источников. Миллер издал "Судебник" Ивана Грозного с примечаниями Татищева, "Степенную книгу", географический словарь Российского государства, письма Петра Великого к Б. П. Шереметеву, проповеди Г. Бужинского, посвященные Петру Великому. По поручению Екатерины II старый ученый проводил большую работу по изданию русских дипломатических документов ("Собрание русской дипломатики"). Издания Миллера сразу же вошли в обиход русской исторической науки. Советами и помощью Миллера пользовались многие историки, в частности Щербатов в работе над своим трудом по русской истории. Для "Деяний Петра Великого" Голикова Миллер предоставил сотни архивных документов. Он снабжал документами Новикова для его "Древней Российской Вивлиофики". Публикация русских исторических источников в "Опыте трудов Вольного Российского собрания" осуществлялась также при ближайшем участии Миллера. Накопленный им фонд исторических источников составил содержание свыше 250 "портфелей Миллера" (Голицын Н. В. Портфели Г.-Ф. Миллера. М., 1890; Любопытные документы из портфелей Миллера. - Исторические материалы. Отд. 4. М., [1853]), не потерявших своего значения и до сих пор. Из этого запаса черпали и черпают документальный материал многие исследователи вплоть до нашего времени.
      Не прекращалась и авторская работа Миллера. В "Опыте трудов Вольного Российского собрания" (т. IV и V) вышли его статьи о раннем периоде истории Петра. Петровским временем он начал заниматься еще в Петербурге. С интересом к Петру связана и его публикация писем Петра и проповедей Бужинского. Миллеру было поручено писать историю Академии наук к ее 50-летнему юбилею. Он предпринимает путешествия по "московской провинции", в результате чего появляются его описания Коломны, Можайска, Рузы, Звенигорода, Савино-Сторожевского монастыря, Дмитрова, Троице-Сергиевой лавры, Переяславля Залесского (На русском языке они выходили в "Ежемесячных сочинениях" в 1789-1790 гг.).
    С обычным своим рвением исполнял он общественные обязанности: был депутатом Академии наук в комиссии по составлению "Уложения". Екатерина II очень ценила Миллера, поручая ему составление проектов законов в области культуры. Она купила его библиотеку и все бумаги для архива за 20 тыс. руб., предоставив все это Миллеру в пожизненное пользование. Такой чести ею, как известно, был удостоен Дидро. Миллера пожаловали чином действительного статского советника и орденом св. Владимира, но ученый уже понимал, как свидетельствует его переписка, что ему недолго осталось пользоваться этими милостями. Он умер 11 октября 1783 г., оставив большой след в русской исторической науке.

Из книги: Алпатов М.А.- Русская историческая мысль и Западная Европа (XVIII- первая половина ХIХв.). Ответственный редактор доктор исторических наук А.А. Преображенский. М., "Наука" 1985.
с. 19 - 27